Мамик передвигает мебель - такой была первая мысль  Триши,  когда  она
пришла в себя. Потом она подумала, что отец привез ее  на  крытый  каток  в
Линне и она слышит, как подростки  режут  коньками  лед,  отмеряя  круг  за
кругом. И тут что-то холодное плюхнулось ей на переносицу,  и  она  открыла
глаза. Вторая капля упала ей на лоб. Яркая вспышка рассекла небо,  заставив
Тришу зажмуриться. Секундой позже  громовой  раскат  едва  не  разорвал  ей
барабанные перепонки. Инстинктивно Триша сжалась в комок, испуганный вскрик
сорвался с губ. И тут же небеса разверзлись.
     Триша села, схватила бейсболку,  свалившуюся  с  головы  при  падении,
надела козырьком вперед, ахнула, как человек, которого бросили  в  холодное
озеро (такие, во всяком случае, у нее были ощущения), с  трудом  поднялась.
Вновь полыхнула молния, грянул  гром.  Стоя  под  проливным  дождем,  Триша
увидела, как высокая ель,  растущая  в  ущелье,  внезапно  вспыхнула  ярким
пламенем и развалилась на две части. А мгновение  позже  дождь  еще  больше
усилился и как стеной отгородил ущелье.
     Триша попятилась, укрывшись от дождя под деревьями.  Раскрыла  рюкзак,
достала синее пончо, надела (лучше поздно, чем никогда, прокомментировал бы
ее отец), села на сваленное дерево. Голова соображала плохо, веки  распухли
и чесались. Растущие вокруг деревья лишь в малой степени защищали от дождя:
слишком уж много воды лилось с небес.  Триша  накинула  на  голову  капюшон
пончо и слушала, как капли барабанят  по  пластику,  совсем  как  по  крыше
автомобиля. Мошкара по-прежнему клубилась перед лицом, и Триша вяло махнула
рукой, отгоняя зловредных тварей. Ничто  не  заставит  их  улететь,  и  они
всегда голодны. Они сосали кровь из моих век, пока я лежала без сознания, а
если я умру, облепят все тело, подумала Триша и опять расплакалась. На этот
раз не рыдала, не всхлипывала, а просто плакала. Не забывая при этом  рукой
отгонять мошкару. Громовые раскаты следовали один за другим, и  при  каждом
девочка вздрагивала всем телом.
     Без солнца и часов время она определить не могла.  Так  что  Трише  не
оставалось ничего другого, как сидеть  на  сваленном  дереве.  И  маленькая
фигурка в синем пончо не шевелилась,  пока  гроза  не  уползла  на  восток,
забрав с собой громовые раскаты.  Дождь,  однако,  продолжался,  никуда  не
делись и кровососы. Один комар залетел в зазор между  капюшоном  и  головой
Триши и надсадно  пищал  у  самого  уха.  Триша  вычислила  местонахождение
комара, большим пальцем нажала на капюшон. Писк оборвался.
     - Вот так, - вздохнула она. - С тобой я  разобралась.  И  осталось  от
тебя только мокрое место. - Она хотела  встать,  но  тут  заурчал  желудок.
Ранее голода она не испытывала, а  тут  поняла,  что  очень  хочется  есть.
Подумала о том, какие еще не слишком приятные сюрпризы ждут ее  впереди,  и
порадовалась, что ничего такого она  не  знает,  не  может  назвать  ничего
конкретного. Может, их и не будет, сказала она себе. Эй, девочка,  воспрянь
духом, может, все самое страшное уже позади.
     Триша сняла пончо. Прежде чем убрать его в  рюкзак,  оглядела  себя  с
головы до ног. Зрелище грустное. Вся одежда  мокрая,  в  сосновых  иголках.
Потеряла сознание - и вот результат. Надо будет обо всем рассказать  Пепси,
при условии, что ей доведется увидеть Пепси.
     - Ты это прекрати, - одернула себя Триша и отстегнула клапан  рюкзака.
Достала всю еду и питье, выложила рядком. Стоило ей взглянуть  на  бумажный
пакет с ленчем, как  желудок  заурчал  еще  сильнее.  Сколько  же  времени?
Внутренние  часы,  напрямую  подключенные  к  ее   организму,   подсказали:
где-нибудь три пополудни. То есть минуло восемь часов с того  момента,  как
она встала из-за стола, съев на завтрак тарелку кукурузных хлопьев, залитых
молоком. И пять, - как она приняла идиотское решение срезать угол  и  выйти
на главную тропу через лес. Три часа пополудни. Может, даже четыре.
     В бумажном пакете лежали сваренное вкрутую яйцо, сандвич  с  тунцом  и
несколько  корешков  сельдерея.  Еще  она  взяла  с  собой  пакетик  чипсов
(маленький),  бутылку  воды  (довольно-таки   большую),   бутылку   "Сэджа"
(большую, почти в три четверти литра, она любила "Сэдж") и пачку "Туинкиз".
     Посмотрев  на  бутылку  с  лимонно-лаймовой газировкой, Триша внезапно
поняла,  что  ей  скорее  хочется  пить,  чем есть, и просто ужасно хочется
сладкого.  Она  свинтила  крышку, поднесла бутылку к губам, опустила руку с
бутылкой.  Хочется  ей  пить  или  нет,  не дело разом ополовинить бутылку.
Может, ей придется провести в лесу еще какое-то время. Конечно, особо в это
не  верилось,  эту  нелепую  мысль  хотелось  выбросить из головы и напрочь
забыть,  но  такого Триша позволить себе не могла. Выбравшись из леса, она,
конечно,  сможет  рассуждать и вести себя как ребенок, но здесь, в лесу, ей
не оставалось ничего другого, кроме как думать по-взрослому.
     Ты видела, что перед  тобой,  сказала  она  себе.  Большое  ущелье,  в
котором нет ничего, кроме деревьев. Ни дорог, ни дыма. Так  что  на  скорую
помощь не рассчитывай. Ты должна беречь припасы. Именно такой совет дали бы
тебе и мамик, и папик.
     Триша позволила себе три больших глотка газировки, оторвала бутылку от
губ, рыгнула, сделала еще два маленьких глоточка. Затем завинтила пробку  и
оценивающе оглядела съестное.
     Остановила свой выбор на яйце. Очистила его, аккуратно убрала  осколки
скорлупы в пластиковый мешочек, в котором лежало яйцо  (мысль  о  том,  что
оставленный мусор, любой признак того, что она была в  каком-то  конкретном
месте, может спасти ей жизнь, не  пришла  Трише  в  голову,  ни  тогда,  ни
потом), посыпала яйцо солью. Вновь немного поплакала, потому что вспомнила,
как вчера вечером, на кухне их сэнфордского дома, насыпала соль на  кусочек
вощеной бумаги, а потом свернула его, как показывала ей мать. Она буквально
увидела тень от своих головы и рук, которая падала на  пластмассовый  стол,
услышала работающий в гостиной телевизор: передавали информационный выпуск.
И сверху доносился какой-то шум: брат возился в своей комнате. Удивительная
отчетливость воспоминаний переводила их  в  разряд  видений.  Чем-то  Триша
напоминала тонущего человека, который вспоминает, как хорошо и покойно было
на корабле, какой легкой и беззаботной казалась жизнь.
     Ей было девять лет, правда, до десятого дня рождения оставалось не так
уж и много, и для своего возраста девочкой она  была  крупной.  Голод  взял
верх над воспоминаниями и страхом.
     Все еще всхлипывая, она быстро съела яйцо. До чего же вкусно. Она бы с
удовольствием  съела  еще  одно,  может,  и  два.   Мамик   называла   яйца
"холестериновыми бомбами", но мамика рядом не было, и избыток холестерина -
не такая уж беда, если ты заблудилась в  лесу,  вся  поцарапалась,  а  веки
раздулись от комариных укусов до такой степени, что кажется,  будто  к  ним
подвесили по гире.
     Триша взяла пачку "Туинкиз", открыла, съела одно печенье.  "Клево",  -
сказала  она,  повторив  слово,  которым  Пепси  выражала  высший   уровень
одобрения. Запила  яйцо  и  печенье  водой.  А  потом  быстро,  прежде  чем
какая-нибудь из рук успела стать предателем и поднести  ко  рту  что-нибудь
съестное, убрала оставшуюся еду в бумажный  пакет,  проверила,  надежно  ли
закручена пробка на опустевшей на четверть бутылке "Сэджа", и сложила все в
рюкзак. При этом пальцы  ее  коснулись  чего-то  твердого,  выпирающего  из
стенки, и Триша просияла (может, тому помогли и добавленные  калории).  Еще
бы, такой приятный сюрприз!
     Ее "Уокмен"! Она взяла с собой "Уокмен"! Вот радость-то!
     Она расстегнула молнию внутреннего кармана и достала плейер, обращаясь
с ним так  же  трепетно,  как  священник  -  со  святыми  дарами.  Провода,
намотанные  на  пластмассовый  корпус,  миниатюрные   наушники,   аккуратно
уложенные в специальные пазы на  корпусе.  Естественно,  в  плейере  стояла
кассета с записью, которая на тот момент была фаворитом и у нее, и у  Пепси
(альбом "Таптампер" группы "Чамбавамба" [Английская рок-группа, созданная в
1983 г. Среди поклонников и подростки, и сорокалетние.]), но  сейчас  Трише
было не до музыки.
     Она вставила наушники в уши, передвинула рычажок с положения "ТАРЕ"  в
положение "RADIO" и включила плейер.
     Поначалу  услышала  только  помехи,  но  потом  настроилась  на  WMGX,
портлендскую  радиостанцию.  Чуть дальше нашла WOXO, радиостанцию в Норуэе,
вернувшись   по  шкале  FM  назад,  поймала  WCAS,  маленькую  радиостанцию
Касл-Рок,  городка,  который они проезжали по пути к Аппалачской тропе. Она
буквально  услышала  голос  своего  брата,  сочащийся  юношеским сарказмом:
"WCAS,  сегодня  нас  слушает  вся  наша  деревня,  завтра  -  весь мир"! И
действительно,  это  была  самая  что  ни на есть провинциальная, захудалая
радиостанция.   Визгливых   исполнителей   ковбойских  песен,  вроде  Марка
Честнатта  и  Трейс  Эдкинз, сменяла ведущая, которая принимала звонки тех,
кто  хотел  продать  посудомоечные  машины,  сушилки,  "бьюики" и охотничьи
ружья.   Однако  человеческие  голоса  так  много  значили  для  того,  кто
заблудился в дремучем лесу. И Триша, сидя на поваленном дереве, слушала как
зачарованная,  рассеянно разгоняя бейсболкой клубящуюся вокруг нее мошкару.
В какой-то момент ведущая сообщила и текущее время: три часа девять минут.
     В половине четвертого ведущая  прочитала  подборку  местных  новостей.
Жители Касл-Рока недовольны порядками в баре, где по  пятницам  и  субботам
выступали обнаженные по пояс танцовщицы. В доме престарелых произошел пожар
(никто не пострадал). Открытие реконструированного  касл-рокского  стадиона
намечено на Четвертое июля. Зрителей ждали новенькие трибуны и  фейерверки.
Во второй  половине  дня  дождь,  ночью  сухо,  завтра  -  солнечный  день,
восемьдесят пять  -  восемьдесят  шесть  градусов  [86  градусов  по  шкале
Фаренгейта соответствуют 30 градусам по шкале Цельсия.]. Все.  Ни  слова  о
пропавшей маленькой девочке. Триша не знала, радоваться ей или тревожиться.
     Она уже протянула руку к рычажку,  чтобы  выключить  плейер:  батареек
надолго не хватит, когда ведущая добавила: "Не  забудьте,  что  сегодня,  в
семь вечера, "Бостон Ред сокс" принимают этих  несносных  "Нью-Йорк  янкиз"
[Еще одна профессиональная бейсбольная команда, выступающая, как и  "Бостон
Ред  сокс",  в  Восточном  отделении   Американской   бейсбольной   лиги.].
Оставайтесь с нами, и вы узнаете, как идут  дела  у  наших  "Ред  сокс".  А
теперь вернемся к...
     А теперь вернемся к самому ужасному дню  в  жизни  маленькой  девочки,
подумала Триша, выключая плейер. Она вынула  наушники  из  ушей,  закрутила
проводки  вокруг  хрупкого  пластмассового  корпуса,  вставила  наушники  в
соответствующие пазы. Но не могла не признать, на  душе  у  нее  полегчало.
Пожалуй, впервые с того момента, как ей стало окончательно  ясно,  что  она
заблудилась.  Частично  улучшению  настроения  помогла  и  еда,  но   Триша
подозревала, что куда большая заслуга принадлежала радио. Голоса, настоящие
человеческие голоса, и звучали они совсем близко.
     Десант комаров высадился на  ноги,  пытаясь  прокусить  плотную  ткань
джинсов. Слава Богу, она не надела шорты. Вот бы комары полакомились.
     Триша смахнула комаров, поднялась, надела пончо. Что теперь? Знает она
что-нибудь из того, что  может  помочь  человеку,  заблудившемуся  в  лесу?
Значит, так: солнце встает на востоке и заходит на  западе.  Пожалуй,  все.
Еще кто-то говорил ей, что мох растет или на северной, или на южной стороне
дерева, но она не помнила, на какой именно. Может, лучше всего остаться  на
этом самом месте, соорудить какое-нибудь укрытие (скорее от комаров, чем от
дождя; некоторые, особо настойчивые вновь залетели под капюшон, и  их  писк
сводил Тришу с ума) и ждать, пока ее не найдут.  Будь  у  нее  спички,  она
смогла бы разжечь костер. В мокром после дождя лесу пожар она  устроить  не
могла, а дым кто-нибудь бы да и заметил. Конечно, если  бы  у  свиней  были
крылья, бекон мог бы летать, как говаривал ее отец.
     - Одну минуту, - прошептала Триша. - Одну минуту.
     Что-то насчет воды. Найти дорогу из леса с помощью воды. Но как?..
     Мгновением позже она уже поняла,  как  ей  может  помочь  вода,  и  ее
охватило радостное возбуждение. Чувство это было таким сильным, что  у  нее
даже закружилась голова. Она покачнулась и едва устояла на ногах.
     Ей надо найти ручей! Мать ей этого не говорила. Она прочитала об  этом
сама, в какой-то детской книжке, давным-давно, в семь или  восемь  лет.  Ты
находишь ручей, идешь по течению, и ручей или выведет  тебя  из  леса,  или
приведет к другому, более широкому ручью. Если это будет ручей,  надо  идти
по его течению, пока он не приведет еще к одному ручью  или  к  реке.  А  в
конце концов вода обязательно выведет тебя из леса,  потому  что  все  реки
впадают в море, а там леса нет, только пляж, скалы и ангары для  лодок.  Но
как найти бегущую воду? Какие проблемы, она же может  пойти  вдоль  обрыва.
Того  самого,  с  которого  едва  не  свалилась  по  собственной  глупости.
Во-первых, так она не будет петлять, а пойдет в определенном направлении. А
во-вторых,  обрыв  рано  или  поздно  приведет  ее  к  ручью.  В  лесах  их
полным-полно.
     Триша забросила за плечи рюкзак, на этот раз поверх пончо, и осторожно
подошла  к  ясеню,  вершина  которого  нависала  над  обрывом.  Теперь  она
воспринимала свой недавний безумный  забег  по  лесам  как  глупую  детскую
выходку, но все равно не решилась подойти слишком  близко  к  краю  обрыва.
Вдруг  у  нее  закружится  голова.  Она  может  потерять  сознание   или...
блевануть. Выблевать еду, запасы которой очень малы. Нет, это  идея  не  из
лучших.
     Она  повернула  налево и зашагала по лесу, держась футах в двадцати от
обрыва.  Время  от  времени  она  заставляла  себя  подходите  ближе, чтобы
убедиться,  не  отклоняется  ли  она  от  выбранного  курса,  короче, чтобы
убедиться,  что  обрыв  и  ущелье  никуда  не  делись. Она прислушивалась к
голосам,  но  без  особой  надежды:  понимала,  что тропа проходит совсем в
другом  месте  и выйти на нее она может лишь по чистой случайности. Что она
рассчитывала  услышать,  так это журчание бегущей воды, и в конце концов ее
ожидания оправдались.
     Не будет мне от этого никакого проку, если сейчас я выйду к  водопаду,
подумала Триша и решила, что, прежде чем  идти  к  ручью,  надо  подойти  к
обрыву и посмотреть, очень ли он высокий. Чтобы потом не испытать  горького
разочарования.
     Деревья в этом месте чуть отступали от  края  обрыва,  а  пространство
между лесом и обрывом занял черничный ковер. Через четыре или  пять  недель
тут вызрел бы богатый урожай. Пока, однако, ягодки были крохотные,  зеленые
и несъедобные. А вот ягоды митчеллы вполне созрели. Триша еще раз  отметила
это для себя. На всякий случай.
     Землю между кустами черники, словно чешуя,  устилали  тонкие  каменные
пластинки. Они похрустывали под кроссовками Триши, и ей казалось,  что  она
идет по разбитым тарелкам. Шагала она все медленнее, а в  десяти  футах  от
обрыва присела и поползла на четвереньках. Я  в  полной  безопасности,  мне
ничего не грозит, потому что я  знаю,  где  я  и  что  ждет  меня  впереди,
волноваться не о чем, убеждала она  себя,  но  ее  сердце  так  и  норовило
выскочить из груди. Когда же она еще приблизилась к краю, с ее губ сорвался
нервный смешок, потому что обрыва  как  такового  уже  и  не  было.  Ущелье
по-прежнему уходило вдаль, но теперь Триша уже не смотрела на  него  сверху
вниз. Перепад высот значительно уменьшился, однако раньше  Триша  этого  не
заметила, потому что голова у нее была  занята  другим:  найти  бы  бегущую
воду,  сохранить  самообладание,  не  поддаться  панике.  Все  так  же   на
четвереньках она добралась до самого края и посмотрела вниз.
     До дна ущелья двадцать футов. И  не  отвесной  стены,  а  крутого,  но
все-таки склона, на котором  росли  кособокие  деревья,  островки  черники,
кусты ежевики. И груды мелкого камня между ними. Ливень  прекратился,  гром
гремел далеко-далеко, по дождик продолжал моросить, так что  груды  мокрого
камня напоминали выброшенную из шахты пустую породу.
     Триша чуть отползла от края,  встала  и  сквозь  кусты  направилась  к
журчащей воде. Начала сказываться усталость, ноги гудели, но в принципе она
чувствовала себя неплохо. Боялась, конечно, но уже не так, как  раньше.  Ее
найдут. Заблудившихся в лесу людей находили всегда. На их  поиски  посылали
самолеты и вертолеты, лес прочесывали егери и лесники с собаками. И  поиски
продолжались до победного конца.
     А  может,  я спасусь и сама. Натолкнусь где-нибудь в лесу на охотничий
домик,  разобью  окно,  если  дверь  заперта,  а  хозяев  нет,  позвоню  по
телефону...
     Триша уже видела себя в охотничьем домике, которым не  пользовались  с
прошлой осени. Мебель в выцветших чехлах, на полу  медвежья  шкура.  Пахнет
пылью и золой. Все это пригрезилось ей так отчетливо, что она даже  уловила
запах кофе. Домик пустовал, но телефон работал.  Старый  такой  аппарат,  с
тяжеленной трубкой, которую приходилось держать обеими руками. Она услышала
свой голос: "Привет, мамик. Это Триша. Я не знаю, где я, но..."
     Она так увлеклась воображаемым разговором  в  воображаемом  охотничьем
домике, что едва не свалилась в быстрый ручеек, который вырывался из леса и
скатывался по склону усеянному мелкими камнями.
     Триша ухватилась за ветки ольхи, постояла, глядя на  ручеек.  Губы  ее
раздвинулись  в   улыбке.   Ужасный   выдался   день,   все   так,   просто
отвратительный, но удача наконец-то начала поворачиваться к  ней  лицом,  а
это уже немало дело. Девочка подошла к обрыву. Ручеек  переваливался  через
край, и чуть ниже его ждала большая скала. Вода  падала  на  нее,  поднимая
столб брызг, над которым в солнечный день стояли  радуги.  Склон  по  обеим
сторонам ручья выглядел скользким и ненадежным: мокрый  мелкий  камень  под
тяжестью человека мог посыпаться вниз. Однако и  здесь  хватало  кустов.  И
Триша подумала, что, поскользнувшись, она всегда сможет схватиться за куст,
как схватилась за ольху, что росла на берегу ручья.
     - Вода ведет к людям, - напомнила она себе и двинулась вниз по склону.
     Спускалась она осторожно, бочком, справа от ручья.  Поначалу  все  шло
хорошо, хотя склон оказался более крутым,  чем  казалось  сверху,  а  камни
выскальзывали из-под ног при каждом шаге. Рюкзак, вес которого  она  раньше
не замечала, превратился в неуклюжего младенца, сидящего  в  "кенгуру".  Он
словно двигался сам по себе, и при каждом таком движении Трише  приходилось
взмахивать руками, чтобы сохранить равновесие. Но пока особых проблем у нее
не возникало, и  ее  это  очень  радовало,  потому  что,  остановившись  на
полпути, уперевшись правой ногой в камень побольше, она посмотрела вверх  и
поняла, что подняться по склону она не сможет. Поэтому другого пути,  кроме
как вниз, на дно ущелья, для нее не было.
     И она продолжила спуск. Три четверти  склона  остались  позади,  когда
большое насекомое спикировало ей на лицо, большое,  не  мокрец  или  комар.
Оса! И Триша с  криком  взмахнула  рукой,  отгоняя  ее.  От  этого  резкого
движения  рюкзак  сильно  качнулся,  правая  нога  соскользнула,  и   Триша
мгновенно потеряла равновесие. Она упала, ударилась о камни плечом, да так,
что лязгнули зубы, и заскользила вниз.
     - О, дерьмо на палочке! - простонала она, хватаясь за камни.  Но  лишь
выковыривала их из земли и тащила за собой. Ладонь  пронзила  резкая  боль:
острый кусок кварца поранил кожу. Другой рукой она  схватилась  за  куст  и
вытащила  его  вместе  с  корнями.  Потом  ступня  правой  ноги  за  что-то
зацепилась, Тришу развернуло, оторвало от земли, и она полетела вниз.
     Приземлилась на рюкзак, на нем и заскользила  дальше,  раскинув  ноги,
размахивая руками,  крича  от  боли,  страха,  изумления.  Пончо  и  свитер
задрались до лопаток, острые края камней царапали спину.  Триша  попыталась
затормозить ногами. Но левая зацепилась за вросший  в  склон  валун,  Тришу
развернуло, и она покатилась вниз: со спины на живот, с живота - на  спину,
снова на живот. Рюкзак то придавливал ее, то  она  расплющивала  его  своим
телом. Триша то смотрела в серое небо,  то  утыкалась  носом  в  каменистый
склон.
     Последние  десять  ярдов Триша проскользила на левом боку, с вытянутой
левой  рукой, уткнувшись лицом в локтевой сгиб. Обо что-то крепко ударилась
боком,  так,  что  затрещали ребра, и прежде чем она успела поднять голову,
боль  иголкой  пронзила  ее  чуть  повыше  левой  скулы.  Триша вскрикнула,
поднялась  на колени, стукнула себя по щеке. Что-то раздавила, естественно,
осу,  кого  же  еще,  открыла  глаза  и  увидела,  что  вокруг  нее ос этих
полным-полно: желто-коричневые насекомые угрожающе жужжали, готовые вонзить
в незваную гостью наполненные ядом жала.
     Триша врезалась в сухое дерево, стоящее у подножия склона, в  двадцати
пяти ярдах ручья. И на первой ветви, аккурат на  уровне  глаз  девятилетней
девочки, высокой для своего возраста, к стволу  прилепилось  серое  гнездо.
Растревоженные осы ползали по ветке и стволу. Другие вылетали из  отверстия
на верхушке гнезда.
     Боль пронзила шею Триши. Еще одно жало впилось в  правую  руку  повыше
локтя. Крича как оглашенная, в панике Триша бросилась  бежать.  Тут  же  ее
ужалили в левую руку, потом в поясницу, повыше джинсов, пониже задранной  к
лопаткам фуфайки.
     Бежала она к ручью. Не потому, что у  воды  будет  безопасней.  Просто
старалась держаться открытой местности. Сначала огибала кусты, потом, когда
они пошли сплошняком, продиралась сквозь них. У  самой  воды  остановилась,
тяжело дыша, оглянулась, опасаясь преследования. Но  нет,  осы  остались  у
своего гнезда, хотя и успели причинить немало вреда до того, как ей удалось
оторваться от них. Левый глаз - а именно под него ужалила Тришу первая  оса
- почти полностью заплыл.
     Если у меня повышенная чувствительность,  я  умру,  подумала  она,  но
совсем  не  испугалась,  потому  что  еще  не  вышла  из  состояния   шока.
Всхлипывая, с катящимися по щекам слезами, она  присела  у  ручейка,  из-за
которого и повстречалась с осами. А немного придя в себя,  сняла  со  спины
рюкзак. По телу пробегала  дрожь,  укусы  ужасно  болели.  Триша  обхватила
рюкзак руками, покачивая его, словно куклу, и зарыдала в голос. Подумала  о
Моне, оставшейся на заднем сиденье "каравана", милой, доброй  Монье-Болонье
с большими синими глазами. Не в такие уж далекие времена, когда ее родители
собирались развестись и во время развода, только Мона могла посочувствовать
ей, утешить ее. Случалось, что даже Пепси не могла понять, что  творится  у
нее на душе. Теперь же родительский развод казался сущим  пустяком.  Теперь
возникли куда более серьезные проблемы, чем отношения взрослых, не сумевших
ужиться друг с другом. Например, осы, и Триша подумала, что  многое  отдала
бы ради того, чтобы Мона вновь оказалась с ней.
     Однако смерть от укусов ей не грозила, иначе она бы уже умерла. Как-то
она  подслушала разговор мамика и их соседки, миссис Томас. Она жила в доме
напротив.  Речь  шла  о  каком-то человеке, у которого была аллергия на ос.
"Через десять секунд после того, как оса ужалила его, - рассказывала миссис
Томас, - старина Фрэнк раздулся, как воздушный шар. Если бы при нем не было
шприца  с лекарством, он бы, наверное, задохнулся". Триша осторожно ощупала
себя.  Обнаружила не меньше шести укусов (одно место, на левом боку, повыше
бедра,  болело  больше  других, и Триша решила, что туда ее ужалили два или
три  раза).  Царапин  хватало и на спине, и на левой руке, которой особенно
досталось  на завершающей стадии спуска. Из многих царапин выступила кровь,
все сильно саднили. Кровоточила и царапина на левой щеке.
     Несправедливо, подумала Триша. Несп...
     И  тут ужасная мысль пришла к ней в голову, какая там мысль, она разом
поняла, что по-другому и быть не может. Ее "Уокмен" разбился, разлетелся на
тысячи  мелких  кусочков,  которые  сейчас лежат на дне внутреннего кармана
рюкзака. Иначе и быть не может. Не мог плейер пережить такой спуск.
     Дрожащие, запачканные кровью руки Триши с большим трудом справились  с
пряжками.  Она  откинула  клапан,  вытащила  "Геймбой".  Игрушке  явно   не
поздоровилось. Дисплей разлетелся, от него остались лишь несколько осколков
желтоватого стекла. Несомненно, та же участь постигла и начинку. Пакетик  с
чипсами порвался, и их крошки облепили белый корпус "Геймбоя".
     Обе пластиковые бутылки, с водой и "Сэдж", помялись,  но  не  лопнули.
Пакет с ленчем  сильно  расплющило  (словно  по  нему  прокатился  дорожный
каток). Чипсовые крошки налипли и на него. В  пакет  Триша  заглядывать  не
стала. Ее волновало совсем другое. Мой  "Уокмен",  думала  она,  дергая  за
молнию внутреннего кармана, не замечая, что по щекам катятся слезы. Неужели
ее отрежут от голосов человеческого мира?
     Триша знала, что этого она не переживет.
     Она  сунула  руку  в  карман  и,  о чудо! Извлекла из него целехонький
плейер.  Провода,  которые  она обмотала вокруг корпуса, сползли с него, но
никаких  повреждений  Триша  не  обнаружила.  Она  держала  плейер  в руке,
переводя  взгляд  с  него  на  "Геймбой".  И  никак не могла поверить своим
глазам. Как такое могло быть: "Уокмен" в целости и сохранности, а "Геймбой"
разбит вдребезги? Неужели такое возможно?
     Конечно же нет, услужливо сообщил ей  ледяной,  отвратительный  голос,
зазвучавший в ее голове. Он только выглядит как  новенький,  а  внутри  все
сломано.
     Триша размотала провода, вставила в уши наушники,  положила  палец  на
рычажок ON/OFF. Она забыла про укусы ос, про комаров и прочую мошкару,  про
царапины и ссадины. Тяжелые, распухшие веки опустились, закрыв глаза.
     - Пожалуйста, Господи, - взмолилась Триша. - Не  дай  моему  "Уокмену"
сломаться.
     И перевела рычажок из положения OFF в положение ON.
     "Только что к нам поступила следующая информация, -  раздался  в  ушах
голос ведущей. - Женщина из Сэнфорда сообщила в полицию о  пропаже  дочери.
Она  вместе  с  двумя  детьми  оправилась  на  пешую  прогулку  по  участку
Аппалачской тропы, расположенному в  округе  Касл.  Ее  дочь,  девятилетняя
Патриция Макфарленд, вероятно, сошла с тропы и заблудилась в лесах к западу
от Тэ-Эр девяносто и города Моттона".
     Глаза  Триши  широко раскрылись, и она еще десять минут слушала радио,
хотя радиостанция WCAS уже переключилась на музыку. Она заблудилась в лесу.
Об  этом  известно  полиции.  Скоро  начнутся  поиски.  Над  лесом появятся
вертолеты,  ее  будут  искать  егери  с  собаками...  Ее мать, должно быть,
перепугана до смерти, и, как это ни странно, Тришу это даже обрадовало.
     Удивляться тут нечего,  подумала  она,  полагая,  что  правота  на  ее
стороне. Я еще маленькая, а потому нуждаюсь в должном присмотре.  Если  она
начнет орать на меня, я скажу:  "Ты  же  не  могла  прекратить  цапаться  с
братом, и в конце концов это вывело меня из себя. Я  больше  не  могла  вас
слушать". Пепси бы это понравилось. Так и просится в книгу Ви-Си Эндрюс.
     Наконец  она  выключила  радио,  вынула  наушники  из  ушей,   любовно
погладила черный пластмассовый  корпус,  обмотала  вокруг  него  провода  и
убрала плейер во внутренний  карман  рюкзака.  Посмотрела  на  расплющенный
пакет с ленчем и решила, что не сможет заставить себя  заглянуть  вовнутрь,
разобраться, в каком  состоянии  сандвич  с  тунцом  и  оставшиеся  печенья
"Туйнкиз". Зрелище-то будет печальное. Хорошо хоть она съела яйцо до  того,
как оно превратилось в яичный салат. В другой ситуации эта мысль вызвала бы
у нее смех, но, вероятно, запасы смеха у Триши иссякли. Колодец со  смехом,
который ее мать считала бездонным, временно пересох.
     Триша сидела на берегу ручья, ширина которого не превышала трех футов,
и рассеянно ела картофельные чипсы. Сначала те, что  остались  в  порванном
пакетике, потом перешла на крошки с бумажного  пакета  с  ленчем,  наконец,
добралась до тех, что оказались на дне рюкзака. Большое насекомое зажужжало
у носа. Триша отпрянула, испуганно вскрикнула, подняла руку, чтобы защитить
лицо. Но увидела не осу, а овода.
     Крошки закончились. Устало, замедленными  движениями,  словно  женщина
лет шестидесяти после утомительного трудового дня (а  Триша  и  чувствовала
себя как женщина лет шестидесяти после утомительного  трудового  дня),  она
убрала все пожитки в рюкзак, положила в  него  даже  разбитый  "Геймбой"  и
встала. Прежде чем  защелкнуть  клапан  на  пряжке,  сняла  с  себя  пончо.
Осмотрела его со всех сторон. Синий пластик никак не защитил ее, когда  она
катилась вниз по склону, только изорвался в клочья. Особенно  нижняя  часть
пончо. Но все-таки Триша решила его не выкидывать. Насекомые,  а  их  вновь
собралась целая туча, прокусить пластик  не  могли.  Особенно  много  стало
комаров, которых,  судя  по  всему,  привлек  запах  крови.  Наверное,  они
улавливали его на большом расстоянии.
     - Фу, - Триша наморщила носик, замахала бейсболкой, разгоняя  мошкару,
- и откуда вы только беретесь?
     Она говорила себе, что должна поблагодарить Бога. Все-таки не  сломала
ни руку, ни ногу, не проломила голову. И осиные  укусы  не  вызвали  у  нее
такой аллергии, как  у  Фрэнка,  знакомого  миссис  Томас.  Но  так  трудно
испытывать  благодарность,  когда  ты  испугана,  поцарапана,  искусана   и
вымотана донельзя.
     Триша уже собралась надеть то, что  осталось  от  пончо,  чтобы  потом
наклониться за рюкзаком, но тут  заметила,  что  оба  берега  ручья  сильно
заилены. Она опустилась на колени, поморщилась от боли: при каждом движении
осиные   укусы   давали   о   себе   знать,    зачерпнула    пастообразного
коричневато-серого ила. Попробовать или нет?
     - Хуже-то не будет, так? - со вздохом отметила  она  и  намазала  илом
припухлость  над  бедром.  Ил  приятно  холодил  кожу,  а  зуд  прекратился
практически мгновенно. Очень осторожно  она  намазала  илом  все  укушенные
места, до которых смогла дотянуться, включая  и  под  левым  глазом.  Потом
вытерла руки о джинсы (и первые, и вторые  выглядели  совсем  не  так,  как
шесть часов назад), надела порванное пончо, закинула  за  плечи  рюкзак.  К
счастью, он не терся ни об укушенные места. Триша зашагала  вдоль  ручья  и
пятью минутами позже вновь углубилась в лес.
     Следующие четыре часа, или около того, она шла вдоль русла, слыша лишь
пение птиц да писк комаров.  Практически  все  время  моросил  дождь,  а  в
какой-то момент полил так сильно, что опять вымочил ее насквозь, хотя она и
пыталась укрыться под большим деревом. Но в этот раз обошлось без  грома  и
молнии.
     Никогда раньше Триша не считала себя городской девочкой, для которой в
диковинку общение с  природой,  а  вот  тут  вот  -  когда  этот  безумный,
отвратительный день подходил к концу, такое ощущение у нее  возникло.  И  с
лесом творилось что-то странное. Он  словно  делился  на  полосы.  Какое-то
время она шагала среди высоких красивых сосен,  совсем  как  в  диснеевских
мультфильмах.  А  потом  диснеевскую  идиллию  сменяла  чащоба:  деревья  с
искривленными стволами, заросли кустов,  переплетенные,  зачастую  усеянные
шипами ветки, которые так и норовили добраться до ее рук  и  глаз.  Крайняя
усталость, если не сказать измотанность, уже не  позволяла  Трише  ломиться
сквозь кусты. Она осторожно распутывала их, и со  временем  девочке  начало
казаться, что поцарапать ее, а при удаче и вонзиться в глаз  -  для  кустов
цель второстепенная. Основную свою задачу они видели в другом: помешать  ей
идти вдоль ручья. А ведь только он и мог вывести ее к людям.
     Если заросли становились совсем уж непроходимыми, Триша соглашалась на
то, чтобы отдалиться от русла достаточно далеко.  То,  что  она  не  видела
ручья, ее не  смущало.  Но  слышать  шум  бегущей  воды  считала  для  себя
обязательным. Если этот  шум  быстро  сходил  на  нет,  она  опускалась  на
четвереньки и ползла под зарослями вместо того, чтобы искать в них  проход.
Под зарослями было мокро и сыро (не то  что  в  сосновом  бору,  где  землю
устилал пружинящий под ногами ковер из иголок), рюкзак то и  дело  цеплялся
за ветки, и всегда перед ее лицом висела туча мошкары.
     Триша понимала, почему ей так тоскливо, почему опускаются руки, только
не  находила  слов,  чтобы  сформулировать  причину своего дискомфорта. Она
словно попала в чужую страну: со многим из того, что она видела и слышала в
лесу, Триша сталкивалась впервые и не знала, чего от всего этого ждать. Кое
о  чем  ей  рассказывала мать, и Триша могла определить березу, бук, ольху,
ель,  сосну,  стук  дятла,  карканье  ворон,  стрекотание  цикад...  А  все
остальное?  Если  мать  ей  об  этом  и говорила, то Триша все благополучно
позабыла,  но  скорее  всего такого разговора просто не было. Потому что ее
мать   была   типичной   горожанкой   из   Массачусетса,  которая  довольно
продолжительное  время  прожила  в  Мэне, любила гулять по лесу и прочитала
несколько иллюстрированных справочников о лесных растениях. Как назывались,
к примеру, вот эти густые кусты с блестящими зелеными листьями (пожалуйста,
Господи,  только  бы  они  не  были  ядовитыми)? Или те невысокие деревья с
серыми стволами? А те, с узкими длинными листьями? Леса у Сэнфорда, которые
хорошо  знала  ее  мать,  по  которым она часто гуляла, одна или с дочерью,
казались  городским  парком  в  сравнении  с  лесами, по которым шла сейчас
Триша.
     Триша  попыталась  представить  себе сотни людей, отправляющихся на ее
поиски.  Воображением ее природа не обидела, так что поначалу все шло очень
даже  хорошо.  Они  видела, как большие желтые школьные автобусы с надписью
"ПОИСКОВЫЙ  ОТРЯД"  на  переднем  стекле заезжают на автостоянки вдоль того
участка  Аппалачской  тропы,  что  проходил  по территории штата Мэн. Двери
открывались,  из автобусов выходили люди в коричневой униформе, некоторые с
собаками на поводках, все с рациями у пояса, руководители поисковых групп с
портативными  громкоговорителями на батарейках. Именно их голоса, усиленные
техникой, она и услышала бы в первую очередь: "ПАТРИЦИЯ МАКФАРЛЕНД, ГДЕ ТЫ?
ЕСЛИ ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ИДИ НА ГОЛОС!"
     Но тени под сенью  деревьев  становились  все  гуще,  плотнее,  а  она
по-прежнему слышала лишь журчание воды (ручей не расширялся и  не  сужался,
оставался точно таким, как и у склона, с которого она скатилась кубарем) да
собственное дыхание. И  мало-помалу  образы  крепких  мужчин  в  коричневой
униформе, возникшие перед ее мысленным взором, померкли.
     Я не могу оставаться здесь всю ночь, подумала она.  Все  же  понимают,
что ночью маленькой девочке не место в темном...
     Она почувствовала, как ее вновь охватывает паника.  Учащенно  забилось
сердце,  во  рту  пересохло,  глаза  начали  пульсировать  в  орбитах.  Она
заблудилась в лесу, ее окружали деревья, названия которых она не знала, она
одна в таком месте, где знания, полезные и необходимые в городе,  абсолютно
не нужны, и помочь ей могут - только интуиция и быстрота реакции. До  всего
она должна доходить собственным умом. В мгновение  ока  из  цивилизованного
мира она перенеслась в первобытный.